Константин Леонтьев о национализме | 1991 г.
К 160-летию со дня рождения
и 100-летию со дня смерти
В истории русской философии нет мыслителя в большей степени антинационалистически настроенного,чем К.Н.Леонтьев. Но это отнюдь не означает, что он космополит. По его твердому убеждению, национализм есть не что иное, как переряженный и тщательно замаскированный космополитизм. Одним из первых заговорил он о разрушительно-космополитическом значении тех движений XIX в., которые зовутся "национальными".
К.Н.Леонтьев — мыслитель очень конкретный, истокиего мысли — всегда жизненные, ибо они питаются не отвлеченными умозрениями, а современной политической ситуацией, наблюдениями из области социальной и этническойпсихологии, эстетическими переживаниями. К "общему" Леонтьев всегда приходит путем внимательного наблюдения за"частным" и реально-конкретным. И именно из этих наблюдений рождаются замечательные прозрения, гениальные интуиции, почти всегда сбывающиеся политические и культурологические предсказания.
Однако Леонтьев ни на минуту не упускал ту историософскую перспективу, которая придавала конкретности его наблюдений достоинство подлинной философской мысли,всегда меряющей преходящие исторические феномены сверхисторическими критериями их ценности и значения.
К.Н.Леонтьев исходил из критериев эстетических. Государство, общество, культура — все это он оценивал по степени выявления их эстетического потенциала. Развитие народов и культур — органично, а не механистично. Культурно-исторические образования живут строго отведенный им срок — не более 1200 лет и, по учению Леонтьева, проходятв своем развитии, подобно развитию любых живых организмов, три основные стадии: "первичной простоты" (молодость), "усложнения и цветения" (зрелость) и "вторичногоупрощения" (старость). Исторические явления должны оцениваться по их причастности к тому или иному культурно-историческому типу. В зависимости от принадлежности к разным историческим образованиям и стадиям их развития логически и этимологически тождественные явления имеют различный, порой диаметрально противоположный исторический смысл. То, что способствует развитию и жизнедеятельности одной исторической формации, может быть гибельно и разрушительно для другой.
Этимологическому и логическому тождеству понятий иобозначающих эти понятия слов Леонтьев противопоставляет эстетическое разнообразие и интуитивно-смысловое различие конкретно-исторических явлений. Для познания истории мало систематизированных категорий — здесь нужны эстетический инстинкт, интуитивное, невыразимое никакими терминами историческое чутье.
Леонтьев — великий эстет, и потому он великий историософ. Во всякой исторической "пылинке" — человеческом облике, в одежде, в быту, походке, привычках — К.Н.Леонтьев обнаруживает важный и универсальный смысл. От этого разнообразия он идет — ничего не "упрощая", ни от чего не абстрагируясь, не рационализируя ничего — к подлинно историческому познанию, к единству всего и вся в многообразии эстетического опыта.
Леонтьев задается вопросом о конкретно-историческомсодержании современных националистических движений исамой идеи "национальности" в эпоху торжествующего буржуазного мещанства. "Идея национальности в ее нынешнеммодном виде — не что иное, как тот же либеральный демократизм, который давно уже трудится над разрушением великих культурных миров Запада", — к этому выводу русскиймыслитель приходит путем анализа динамики политическихсобытий современности. Он обнаруживает две основные силы, творящие современную историю — демократический либерализм и национализм "Можно сопоставить вместе идеюнационализма и либеральный демократизм, когда, по-видимому, они так противоположны: демократический процесс сравнивает, ровняет все разнородное, упрощает его, а национализм обособляет разнородное, разъединяет разные народности". Но противоположность этих понятий состоит в ихлогическом идеально-абстрактном (т.е. во вневременном, внеисторическом) аспекте. Исторически же она оказывается несостоятельной: "Движение современного политического национализма есть не что иное, как видоизмененное только в приемах распространение космополитической демократии".
Он не отказывает вождям и идеологам национальныхдвижений в искренности их намерений относительно развития, национальной культуры. Но плоды таких движений роковым образом оказываются прямо противоположными целям; "У многих вождей и участников этих движений XIXвека цели действительно были национальные, обособляющие, иногда даже культурно-своеобразные, но результат до сих пор был у всех и везде один — космополитический".
Длительная борьба греков за свою независимость в XIXвеке завершилась успехом. Весь мир ждал возрождения греческой культуры, нового Ренессанса. "Творчества не оказалось; новые эллины в сфере высших интересов ничего кромеблагоговейного подражания прогрессивно-демократическойЕвропе не сумели сделать. Кроме полнейшей плутократической эгалитарности ничего не нашлось". Разрушилась сама национальная структура; "Когда в народе нет своих привилегированных, более или менее неподвижных сословий, то богатейшие и ученейшие из граждан, конечно, должны брать верх над другими. В строе эгалитарно-либеральном неизбежно развивается поэтому весьма подвижная и не имеющая преданий и наследственности плутократия". Угнетатели-туркипротивостояли напору не столько греческих традиций, сколько напору национальной буржуазии. Буржуазия же по сутисвоей — космополитична. Победа национальной буржуазииозначает денационализацию в сфере культуры.
Понимая высокий смысл слова "национальное", Леонтьев не раз пытался заменить его на слово "племенное": "Любить племя за племя — натяжка и ложь! Истинно национальная политика должна и за пределами своего государства поддерживать не голое, так сказать, племя, а те духовные начала, которые связаны с историей племени, с его силой и славой". Национальное — это культура, быт, государственный строй органического происхождения. Племенное — это редукция всего "национального" к "биологическому", это принадлежность по крови, но не более того. Буржуа, т.е. космополитически и мещански ориентированный человек, отрицает национальные предания и традиции, хотя всегда является носителем какой-либо "крови" и принадлежит к какому-либо "племени". Придя под лозунгом "национальной культуры" к власти, он тотчас начинает уничтожение этой же самой культуры, ибо она по сути своей противостоит его основным жизненным ценностям — неограниченному потреблению и материализации всего духовного, потому что покуда существует нечто духовное, оно ему неподвластно — оно не "покупается" и не "продается". Поэтому "национальное начало, понятное вне религии, есть не что иное, как начала всеравенства и всесвободы, те же идеи, надевшие лишь маску мнимой национальности. Национальное начало вне религии — не что иное, как начало эгалитарное, либеральное, медленно, но верно разрушающее".
"Как отозвалась в Греции национальная свобода на быт ей религии? Быт еще довольно оригинален, но он пока оригинален кое-где благодаря спасительной дикости и грубостисельского и горного населения. Это — оригинальность охранения (старого), это — неоригинальность творчества (нового). Охранение же от неразвитости, от отсталости ненадежно; надежно только созидание чего-либо нового высшими, более развитыми классами. Итак, национально-политическая независимость у греков оказалась вредной и губительной для независимости духовной; с возрастанием первой падает вторая". Леонтьев приводит и множество других исторических примеров, но везде мы встречаем одно и то же: политический национализм (стремление освободиться от власти той или иной империи — Османской ли, Австрийской, Российской) оказывается на деле духовным порабощением "освобожденных" народов, служит делу нигилистического космополитизма.
Империи лишь внешне противостоят национальным ценностям и святыням. Национализм же политический есть врагкуда более страшный и опасный — ибо он враг внутренний, демагогически замаскированный. Он творит свое черное делоразрушения национальной культуры, прикрываясь ее лозунгами; "Чисто племенная идея не имеет в себе ничего организующего, творческого: она есть не что иное, как частное перерождение космополитической идеи всеравенства и бесплодного всеблага. Национальное либеральное начало обмануло всех, оно обмануло самых опытных и даровитых людей,оно явилось маскированной революцией и больше ничего.Это одно из самых искусных и лживых превращений Протеявсеобщей демократизации, всеобщего освобождения и всеобщего опошления". Победившее националистическое движение тут же начинает копировать космополитические стандарты государственности и "культуры". Оно не возвращается к живительным истокам национальной традиции (хотя постоянно декларирует обратное).
На развалинах собственной национальной культуры торжествует современный политический национализм. Он разрушает все самобытное и органическое: формы государственности, религию, быт, привычки — словом, все то, совокупность чего могла бы нам позволить эстетически, т.е. образно, наглядно определить национальную принадлежность. И остается лишь докультурный признак "крови" — чистого, лишенного всяких культурных отличий "племени".
Следующий исторический этап после национально-политического обособления и разрушения национальной культуры — демократически-либеральное объединение, создание всемирного "нового" порядка, с примитивной духовной жизнью, с отсутствием подлинной культуры, которая всегда личностна и национальна. Духовное вырождение человечества — такова конечная цель демократического прогресса, которая мало кем осознается и поныне, но о которой предупреждает нас наш национальный пророк К.Н.Леонтьев, считавший, что лишь Россия — этот гигантский Евразийский континент с изобилием национального многообразия, объединяющий под единым государственным флагом разнообразные национальные культуры — лишь она способна противостоять всемирному демократическому нигилизму.
Своим юбилеем К.Н.Леонтьев еще раз напоминает нам:"Местами более против прежнего крупная, а местами противпрежнего чистая группировка государственности по племенам и нациям есть потому не что иное, как поразительный по силе и ясности своей переход в государство космополитическое, сперва всеевропейское, а потом, быть может, и всемирное. Это ужасно! Но еще ужаснее, по-моему, то, что унас в России до сих пор никто этого не видит и не хочетпонять..."
1991 г.